Все проблемы образования никогда не были и не могут быть ничем иным, кроме проявления проблем (внутренних противоречий) самого общественного уклада жизни людей. Поэтому, если чиновные руководители образованием и переживают вместе со всеми эти проблемы, то в предметную сферу их профессиональных забот они как таковые не входят. Предмет бурной деятельности служащих государству — отнюдь не решение истинных (общественных) проблем образования, а управление людьми, осуществляющими их постановления, указания и законы об образовании. Каковые предопределяются политическими задачами и возможностями государственной казны. Наш единый социальный, политический, экономический и социокультурный кризис проявляет себя и в том, что в наши дни и годы идеологические, популистски невежественные "обоснования" всех кабинетных реформ (не только образования) стилистически и лексически маскируются под науку. Точнее — под онаученную профессиональной терминологией публицистику, оперирующую скороспелыми и поэтому сомнительными историческими параллелями и расплывчатыми образами типа: Запад — Восток, евразизм, глобализм, панисламизм и т.п., вплоть до полумистических прорицаний. "Онтология" такой публицистики представлена, как правило, данными еще более сомнительных социологических срезов так называемого "общественного мнения". Каждая пара абстрактов, коими она оперирует, ухватывая лексическим своим смыслом лишь некий отдельный феномен общественной жизни, односторонне (абстрактно), а потому и неверно, представляет единое основание всех проявлений общего кризиса современной цивилизации.
 
Беда еще и в том, что целые научные (институционально и профессионально профильные) институты и отдельные ученые, включенные табелью о рангах в чиновные структуры власти, в своих исследованиях и прогнозах нередко грешат тем же. И по тем же причинам. Та же картина в педагогических научных исследованиях и рекомендациях. Законодатели и исполнители власти публично опираются то на одни, то на другие теоретические оценки ситуации и прогнозы в зависимости от наглядной возможности использовать их для обоснования своих управленческих решений. Ведь к истинным (политическим) мотивам и целям каждого такого решения его "научное" обоснование отношения не имеет.
 
Субъективно они убеждены и в научности своих решений, и в их спасительной роли. По-человечески это понятно, так же, как понятно и убеждение большинства учителей и педагогов высшей школы в том, что давно назревшие радикальные изменения содержания, форм и методов образовательной деятельности достигаются, прежде всего, бюрократической псевдоинициативой. Хотя на самом деле цель и суть ее остались прежними: оправдание своего надгражданского состояния — своего личного права на управление людьми. Чем и цементируется, чем и сохраняется как нечто целое, государство негражданского общества, в докапиталистической истории бывшее необходимой социальной формой воспроизводства экстенсивного хозяйствования.
 
Хотя и нам следовало бы понять более чем серьезные трудности страстотерпцев государственной воли: они, не ведая того, попали в исторический разлом хозяйственных и культурных эпох. Глобальное распространение интенсивного типа хозяйственной деятельности идет не просто: через пень - колоду взаимозависимости исторически разных общественных и социальных форм у столь же исторически разных способов воспроизводства... опять-таки весьма разных укладов жизни. А для победы интенсивного типа хозяйствования, обеспечиваемого сегодня лишь радикально новыми открытиями фундаментальной теории и их производственным освоением, требуется:
 
— не только финансовая и товарная, но теперь уже и, прежде всего, информационная международная взаимозависимость продуктивной деятельности всех производителей и потребителей средств к жизни и прежде всего духовных;
 
— а этим предполагается:
 
— гражданская свобода в основе любой общественной формы воспроизводства духовной культуры; в том числе, если не в первую очередь, — во всех формах образовательной деятельности, способствующей формированию и развитию у всех ее участников креативных способностей; причем не только у единиц, но чуть ли не у масс,
 
— ибо таково непреложное требование культуро- и наукоёмкого расширенного воспроизводства реальных условий жизни людей;
 
отсюда:
 
— отсутствие жёсткой регламентации сверху форм, средств и способов труда всех его участников (в первую очередь — образовательного);
 
— а главное:
 
— наличие разнообразных форм местного самоуправления, все деятели которого
 
лично заинтересованы в интенсивном совершенствовании производственных и образовательных практик, а непосредственно в них занятые профессионально способны на творческие инновации, не ожидая приказа свыше; что предполагает и новую для нас, особую роль государства;
 
— следовательно, нам необходимо:
 
— государство гражданского общества, которое должно следить исключительно за неукоснительным соблюдением всеми "земцами", всеми инноваторами, проектантами и исполнителями (в том числе — и в образовательной сфере) общих принципов государственного и гражданского права, защищающих общество и его членов от произвола отдельных лиц, от их экспериментов над людьми.
 
К таким экспериментам в первую голову следует отнести поспешные "инновации" в образовании. Их инициаторами снова могут стать (а сегодня становятся) чиновники в своих высоких кабинетах. Но ведь — и отчаянно смелые, озабоченные лишь собою "инноваторы". Вот тут-то и необходим Закон! Государственный закон о недопустимости образовательных переделов, не одобренных гражданским сообществом ученых педагогов.
 
Эти требования времени, повторю, по—разному пробивают себе дорогу к осуществлению. Но понимание их лишь на уровне публицистических восторгов, сетований, негодований и заклинаний, вполне уживается с покорным следованием иным требованиям — требованиям негражданского государства, более привычным и таким, как многим кажется, естественным.
 
Есть один простой и неоспоримый критерий той реальной роли, которую играет сообщество ученых в жизни народа при господстве казенщины в негражданском государстве. Этот критерий — место ученого люда в структуре управляющего всем аппарата чиновников. Если же сообществу ученых это место там всемилостивейше учреждено, то ни о каком инициативном самоуправлении и в сфере образования не может быть и речи!
 
В бюджетегосударства, утверждаемом Думой на каждый следующий год, ученые и педагоги высшей школы (между прочим, по определению — тоже ученые) квалифицируются одной строчкой в одном ряду с чиновным людом —служащие.
 
Далее: где еще, в каком еще государстве труд научных работников и педагогов высшей школы (средней — тоже) оплачивается согласно табелю о рангах чиновного состояния — в соответствии с присужденным ему разрядом, коих, если я не ошибаюсь, числом семнадцать? Те самые государства, кои принято считать демократическими, тоже тратят бюджетные деньги на образование (во много раз больше, чем наше, хотя тоже значительно меньше реально потребных). Но оплата труда педагога зависит там не от места в государственной сетке чинов, а, как правило, от его успехов на избранном им поприще и известности среди коллег—специалистов. Что определяется, между прочим, ректором и советом университета. По крайней мере, формально.
 
Где еще, в каком государстве количество преподавателей в университете или колледже определяется по установленному государством коэффициенту от количества студентов, а сам факт оплаты его труда зависит от выполнения им утвержденной сверху педагогической "нагрузки": столько-то часов лекций, столько-то семинанаров и т.д.?!
 
Причем самое забавное и одновременно самое грустное в том, что эти "часы", много десятилетий тому назад введенные для всех вузов правительственным приказом, действуют до сих пор (возможно, с коррективами, нами не ощущаемыми). И до сих пор они превращают профессоров, доцентов и ассистентов в урокодателей, перегруженных уроками и кровно заинтересованных, прежде всего в выполнении часовой нагрузки (это так откровенно и называется!). Но отнюдь не в новом для себя и мира видении теоретических проблем, без чего нет смысла выходить в студенческую аудиторию. Советский план продолжает править бал при определении для кафедры общей учебной нагрузки и почти всех иных параметров ее "творческой" деятельности в течение года. Никуда не делось и требование многочисленных и никому не нужных бумажных сведений, собираемых разными службами вузов для отчета перед министерством. Так мы снова и снова стремимся подняться вверх по лестнице, ведущей вниз.
 
Первый пример. На одном из сайтов Интернета прочитал я недавно интервью известного и уважаемого мною ученого. Он резко и справедливо критиковал все последние решения министерства образования. Но на вопрос о роли ВАК'а в бюрократизации стиля, формы и сути научной работы ответил вдруг так: "Тут вы не правы. Решение о научной ценности диссертаций принимают не чиновники этого учреждения, а привлекаемые ими известнейшие ученые. Они не пропустят халтуры". Вот вам и пример наивной веры в продуктивность вживления истинных ученых в казенное устройство нашего высшего научного суда!
 
Как многолетний научный руководитель кандидатских и консультант докторских диссертаций, как чуть ли не "присяжный" оппонент таковых, как член специализированного совета, совсем недавно и с чувством глубокого удовлетворения освободившийся от этой "нагрузки", я свидетельствую: ученые советы нередко присуждают искомые научные степени авторам не просто слабых, но и абсолютно безграмотных работ. ВАК, как правило, подтверждает их решение. Что не случайно.
 
Ибо не ученые, привлекаемые чиновниками министерства (BAK'a) в качестве экспертов, а именно сами чиновники многие десятилетия добивались (и каждый раз, увы, успешно) полной и окончательной формализации текстов диссертаций, властно требуя точного их соответствия выдуманному ими формуляру. Дело дошло до того, что как автореферат, так и сам текст диссертации должен быть построен по одному шаблону, дотошно одинаковому для всех видов и самых разных содержаний научной работы. Поэтому даже самому ленивому не составит труда заполнить требуемые пункты (как в любимой чиновниками всех мастей анкете) наукообразным, как правило, стандартно организованным набором внешне взаимосвязанных предложений с указанием в скобках авторов им не прочитанных трудов. Без чего ни один ученый совет не примет диссертации к защите. Так как у него не примет ее ВАК! А членам экспертных советов BAK'a — тем самым истинным ученым, не так—то просто разглядеть пустышку за однообразной гладкой формой аттестуемой работы, пестрящей бесконечными ссылками на признанные в мире авторитеты.
 
Но ВАК не остановился на этом. Его чиновники и ранее не принимали отзыва оппонента, если в его конце не была написана одна для всех обязательная стандартная фраза — предел не русского по стилистике нагромождения слов. Недавно один, как видно, хорошо проинструктированный работниками BAK'a ученый совет вернул мне мой восторженный отзыв на великолепную докторскую диссертацию. Оказывается, в ту формальную чушь заключения, к которой мы все давно привыкли, теперь обязательно надо вставить: " ...диссертация соответствует требованиям пункта 13 (8 и т.п.) Положения BAK'a о присуждении ученых степеней научным и научно-педагогическим работникам".
 
Диссертация должна соответствовать пункту! Это же просто пес plus ultra — гениальная находка чиновников, не имеющих никакого отношения к делу творческой мысли и окончательно осатаневших от безнаказанности за творимый ими произвол!
 
ВАК — это всего лишь мелкая часть всей системы мелочного надзора государства за образованием и наукой. И, пока система чиновного произвола господствует над всей наукой и всем образованием, любые преобразования аттестации научных и педагогических работников завершатся ее формализацией, и вновь откроют дорогу тем, кто ради обретения места в государственном же табеле о рангах устремлен "в науку" как в одну из престижных государственных управ.
 
Второй пример. Начиная с первых перестроечных статей вплоть до недавно опубликованных, с публицистическим пафосом постоянно и очень настойчиво повторяется требование отмены преподавания философии в вузах. При этом кто-то требует от чиновников переноса философии в среднюю школу, кто-то не соглашается и на это. Третьи не менее агрессивны, но более откровенны: "...все эти так называемые гуманитарные предметы в вузах, отнимающие у студентов необходимое время для профессиональной подготовки — остаток идеологической накачки, кому-то наверху все еще выгодной".
 
Гонители философии, независимо от приводимых ими аргументов, в своих требованиях вмешательства государства в это "безобразие" (имею в виду досадное для них сохранение курса философии во всех вузах страны) говорят искренно, говорят то, что думают, в чем они абсолютно уверены... не без основания. Они лучше чиновников в министерстве знают реальное положение дел с преподаванием философии в своих вузах — там, где они работают с теми же студентами, что и преподаватели философии.
 
<…> Надо все сделать для того, чтобы вернуть все высшее образование к статусу государственно-гражданских институтов. Таким образом, необходимо:
 
1) строгого соблюдения, как самими чиновниками, так и всеми участниками образовательного процесса нового <…> Закона об образовании, мелочно, не регламентирующего в интересах чиновного командования людьми ни содержания, ни методов, ни форм как среднего, так и высшего образования;
 
2) материального (полного или на паях с частными источниками) обеспечения российских образовательных инициатив, безоговорочно одобренных и принятых образовательным сообществом, по своему гражданскому статусу, ни в чем не зависимым от интересов и прихотей чиновников. Ибо только в этом качестве эти институты и движения необходимы для интенсивного развития культуры народа (а тем самым и для всех форм жизни всего нашего общества), поэтому остро необходимы и государству гражданского общества.